Словацкая поэзия на рубеже тысячелетий, точнее, с 90-х гг. XX века, реагировала (положительно либо отрицательно) на поэзию предыдущих десятилетий и творчески отталкивалась от нее. Поэтому необходимо наметить контуры поэтики творчества старшей генерации писателей, которые, благодаря своему креативному потенциалу, постоянно присутствуют в современной поэзии, и к которым она - явно или неявно - отсылает. Авторы, произведения которых играют важную роль первоосновы выработки нынешнейформы словацкой лирики, определяющие направление и характер поэзии, несомненно, принадлежат к поколению 60-х гг. прошлого века: индивидуалисты Ян Бузаши и Штефан Отражай, а особенно поэты, входящие в группу под названием «Tmavskaskupina» («группа Трнава», Трнава - город в западной Словакии, где она сформировалась. - Н.М.), или так называемые конкретисты (Ян Михалкович, Ян Стахо, Ян Шимонович, Любомир Фелдек, частично Ян Ондруш), развивающие экспрессивный сенсуализм. Их наиболее важным эстетическим открытием было употребление конкретно-смысловой метафоры. Эта метафора стала существенным компонентом строя инновационного поэтического дискурса, который стремится к переопределению когнитивной реальности посредством первичного (сенсорно-смыслового) когнитивного восприятия.
Модернистские инспирации находят свое отражение и в усилиях экспериментаторов (в основном К. Збруж), некой оппозицией этой тенденции является линия медитативных текстов, к созданию которых стремится часть «варваров» (Й. Литвак, Р. Биелик). На вышеупомянутой богемной эстетической стилизации, но прежде всего, на стилизированной подлинности лирического субъекта, делает особый акцент молодое поколение поэтов и поэтесс конца тысячелетия. Теоретик Ярослав Шранк называет их «textgeneration— соблазнители смысла» [1], но считает их не поэтической генерацией в строгом смысле слова, а объединением с «отбором родственных текстов» [1]. Поэтика их произведений вытекает из убеждения, что тождество слова и реальности - это лишь иллюзия, которая обусловливает аутентичность не только стихов, но и самого автора, его намерений, оригинальность как его творческого мышления, так и его языка. В то же время определяются главные для этого «родственного отбора» эстетические приемы: создание ансамблей, коллажей, ремиксов, констелляция, компановка, комбинация, переработка, варьирование, пермутация, апроприация, персифляж, «впитывание» чужого творческого материала и т.д.Однако так как речь идет о «родственном отборе», а не о поэтической группировке в традиционном смысле, поэтика «textgeneration» по-разному рассматривает творчество отдельных представителей словацкой поэзии, /шшущих на стыке тысячелетий. Сложным является и отношение поэтов к вопросу поэтической традиции. Здесь проявляется их экспериментальный отказ от традиций, авангардный жест опрокидывания концепции поэтического языка, неудовлетворенность ожиданий.
Поэтический язык, а также образ поэтичности, начали быстро расширяться благодаря сборникам стихов Петра Мачовского на стыке «неэстетизма» и концептуализма. Одновременно с дебютом МихалаХабая его книги задали тон, который - в своеобразной форме падшего концептуализма — постепенно становится объектом подражания.
В четвертом сборнике стихов «Lovestory: Agensи paciens» (2007), между предыдущими исследованиями и последующими «теориями» мира, М. Солотрук рассматривает диапазон личного посредством профанного, казалось бы, переживания, энциклопедического представления о мире и ритуализации повседневного быта. Если в поэзии Мартина Солотрука встречаем гипотезу об интеллектуальном происхождении жизни и Вселенной, выражаемую только намеками, поданную вскользь, ненавязчиво, с позиции рациональной оценки, то в стихах Эрика Гроха несомненная религиозная убежденность заметна сразу в нескольких слоях текста. Медитативный характер его поэзии, близость к творчеству католического модернизма компенсирует поток профанной поэзии. Поэтому центр тяжести переносится с принципов эстетических на принципы этические.Это направление эстетической мысли создает своего рода параллельную линию с творчеством авторов, печатающихся в издательстве «Drewoasrd». Тут уместно упомянуть не только поэтов,творчество которых связано с восточнословацкими университетами в городах Прешов и Кошице (Эмил Грох, Петер Милчак, МарианМилчак, Ян Гавура), с журналами «Tichavoda» и издательствами «KniznadielnaTimotej» или «ModryPeter», но и более консервативных, христианских лириков, группирующихся вокруг журнала «Proglas» (поэты Амадина, Хомза, Лукачова ...).
В словацкой литературе 90-х гг. широко обсуждался феномен холодной «анестезии», безличного отношения поэта к изображаемому миру. В значительной степени этот феномен наблюдается нами в стихах поэтессы Норы Ружичковой, вероятно потому, что у нее находим отчетливую тенденцию к выделению в специальную тему размышлений о пережитой ею боли (потенциальной, текстовой, или реальной, причиненной остротой граней разбитого мира). В своих сборниках
«Микронавты» (1998), «Схема и атака» (2000) - она пытается с хирургической точностью выразить детали своих переживаний. В случае, когда ей это не удается так, как она себе это представляет, она ставит под сомнение аутентичность этого психического процесса (вплоть до его деструкции, до уровня, на котором остаются лишь прозрачные признаки). Вскрытие-разрушение объекта на тонкие капилляры требует «дистанционной анестезии» как раз потому, что объект одновременно являеіся и субъектом исследования. Если разрез для лирического субъекта является полем исследования, то стихи—экспериментом, создающим пространство движения от самого себя к представлениям о себе же: «рана-это пространство самопроекции/узел (в ней), соприкосновение с самим собой».
Наряду с традиционными компонентами женской поэзии (мотив женщины и текста, которые срастаются в одно «стихотело» и являются средством внешнего наблюдения за физическим телом, как бы кинокамерой), поэтесса преподносит интересную форму стихопроекции художественных перформансов и инсталляций. Но все-таки один отличительный знак этого вида поэзии — эмоциональная непосредственность спонтанного женского высказывания у Н. Ружичковой явно отсутствует. В дополнение к аналитическому обезличенному языку и абстрактной образности создаются своего рода оазисы сильного визуального воображения, уместно используются мотивы животных. Темой сборника «Бесформенный» (2004) является неуловимость самого себя, своего рода нейтрализация идентичности, отсутствие формы. В стихах, вошедших в сборник, поэтесса активно пытается найти способ определить лирический субъект, находит пути, методы достижения идентификации субъекта (и в то же время самообнаружения). На данный момент последний сборник стихов «Сегментация воздуха» (2007) в творчестве Норы Ружичковой представляет итог, завершение некоего типа поэтики. Через рифму поэтесса открывается инновациям, пытается создать новую форму.
Книгу стихов можно рассматривать как своего рода промежуточный сборник, который отражает поиски автора на пути к новой поэтике, к специфической эстетизации выражения.
Совершенно иной метод создания стихов применяет в книге «Двойственность» (2003) КатарйнаКублецова. Доминантой ее текстов является визуальный принцип, а основным их атрибутом — процессуальность с амбициями бесконечного приближения к совершенству, которое поэтесса пытается осуществить десемантизацией, применением энтропического начала, парадоксальным рассеиванием смысла в абстрактных понятиях. Само «уложение» фактов ряд за рядом вызывает поэтическую параллель с заполненностью мира. Заполнения гипотетически порожнего пространства автор достигает не насыщением мелкими деталями (не исключено, что поэтесса не верит в силу их ассоциативных возможностей), но накоплением ограниченного количества объемной по смыслу абстракции.
Следующая молодая словацкая поэтесса - Мария Ференчухова - в своем дебютном сборнике «Скрытые титры» (2003) делает активным экзистенциальный аспект поэзии, и ее описательное прозаическое высказывание стоит под вопросом в плане эффективности коммуникации. Сущность ее онтологии формирует существование человека в пространстве, возможность укорениться в котором сомнительна, потому что «отношение к миру выражается в основном через пространство, которое дано топографически или архитектурно». Ее условность бытия — это «точное определение пространственно-позиционного определения всего вообще» [3]. Особенно сильны в ее творчестве моменты, выражающие неопределенность, «посторонность», так как дешифровка деталей происходит в основном на периферии ментального образа. При помощи монтажа отдельных секвенций поэтесса рассматривает автономные (довольно точно определенные) срезы, слои пространства.
Второй сборник стихов Марии Ференчу.човой «Принцип неуверенности» (2008) состоит из более объемных поэтических единиц, тематически взаимосвязанных и выделенных в отдельные циклы. Творческое создание произведения происходит на грани лирики и эпики. Детально изображается интимный мир героини. В тему времени и временности просачивается момент поиска своих собственных координат в чужом мире. Образы перемен, когда лирическая героиня становится любовницей, матерью, сама собой, выражаются фрагментами истории. За остро анализирующим умом скрывается чуткая личность с собственным опытом и тонким восприятием деталей.
Словацкая поэзия начала свой двойственный путь развития: с одной стороны, в ней существует очень сильная тенденция к абстракции высказывания, национальности выражения, строго рациональной рефлексии, мотивация которой скрывается глубоко в поэтических образах, и потому она почти неразгадываема, с другой стороны, однако, данная тенденция уравновешивается стремлением к передаче ярких чувственных деталей, к выразительной визуализации и конфронтации эмоционального переживания с его рациональными или иррациональными (интуитивными) последствиями. Причем переживание не спрятано, а подано таким образом, что вызывает впечатление повседневности, обыденности, типичности. Девяностые годы прошлого тысячелетия и первое десятилетие нового принесли значительный сдвиг в развитии, новые решения, не позволяющие застрять в клише стихотворной классики. Сегодня эти эстетические решения продолжают развиваться, дают результаты, но, вопреки читательской ситуации, создают климат ожидания новых подходов, новых идей, которые неизбежно определят и формирование совершенно нового типа поэтики.
Научный руководитель - Балтабаева Г.С., д.ф.н., профессор