Военная культура социума как часть ее зависит от состояния и политики социума, направленности последней и ее целевых задач. Она сложно выстроена и представляет собой своеобразную иерархию, где каждая ступень имеет смысловую, идеологическую, организационную, деятельностную матрицу, в которой выполняются те цели и задачи, которые присущи именно этому звену.
Общую координацию всей военной практической и праксеологической деятельности армии и силовых структур осуществляет командование.
Вписанность военной части в социальную культуру позволяет определить и ее место в этнической ментальности. Именно целостность культуры, как рассматривал ее П. Сорокин, и определяет прочность ментальности и образов ее составляющих. Напомним, что он рассматривал «научное знание, философскую мысль, эстетические вкусы и другие составляющие как не наследуюемые биологически, люди получают их благодаря непрекращающемуся взаимодействию с культурой как носителем надорганических ценностей»1.
Применительно к военной культуре эти позиции еще более усиливаются, так как при всем многообразии вооруженных сил доминантные основы в них более выражены, прочнее символизированы и закреплены в ментальности военных и социума, и психологически, и мировоззренчески, и визуально, и деятельностно.
Деятельностная составляющая военной культуры элементарно выражена психологическими свойствами и устремлениями военных, каковые и определяют собственно эффективность их профессиональной деятельности. В социуме же они представлены как качества и субъекты культуры. Последние – есть адапторы их самочувствия в обществе, которые реализуются в практической деятельности с помощью специальных материальных объектов – вооружения, специальной техники, знаний, способов взаимодействии с ними и способов реализовывать себя и выполнять военные задачи в конкретных ситуациях.
Вооружение как предметная сфера воинской культуры способствуют развитию всей сферы, выделяют специальные качества военных и впоследствии вновь становятся основами формирования военной культуры. То есть, здесь, как и собственно, в самой культуре, происходит взаимное обогащение предметной и личностной форм культуры, которые, находясь в постоянной взаимодействии друг с другом обеспечивают творение и совершенствование обеих сторон 2.
К предметным объектам военной культуры целесообразно отнести всю военную инфраструктуру социума, ее финансовое содержание, состояние жизни семей и домочадцев военнослужащих, весь военно-промышленный комплекс, который создает и тиражирует единицы оружия. Одновременно с этим, наличие должного вооружения (качественно и количественно) вселяет уверенность в собственной силе и перетекает в правильное (спокойное) мироощущение граждан, чувствующих себя защищенными. Не случайно, после любых военных парадов с наличием демонстрации военной техники у обычных мирных граждан появляется чувство гордости за свою армию, страну и покоя за собственную жизнь.
Таким образом, военная техника как важная структурная единица военной культуры, всегда соответствует современным условиям ведения боевых действия, приводит в соответствие с собой умения и знания военных, ею оперирующих и является крайне амбивалентным фактором. Последнее обстоятельно объясняется тем, что она (военная техника) практически всегда является последним словом в науке, способствуя развитию культурно-исторического процесса. Более того военные профессионалы, должные соответствовать ее уровню, естественно, развивают собственные личностные умения, способности, навыки в стратегическом, тактическом, антропологическом планах. С другой стороны, при использовании оружия по его прямому назначению социум может рассматривать этот аспект как преграду к культурно-историческому развитию3.
Таким образом, военная культура, как собственно и сама культура, как глобальное явление, столь многоструктурна, что любой может выбрать тот ракурс, который в большей степени отражает его взгляды. Тем не менее, несмотря на множественность пониманий, к настоящему времени сложилось несколько направлений, используемых как в науке, так и в повседневной жизни.
В общем виде военная культура понимается как уровень развития всего общества, цивилизации, в этом случае она воспринимается с точки зрения множественности и уровня достижений и общества, и уровня культуры каждого военного. Такое трактование относит ее к выражению в виде «цивилизованности страны и человека»4. Разработкой этой позиции занимается целый ряд социальных институтов, и, собственно, весь институт государства, вырабатывает ту или иную ее степень.
Военная культура рассматривается и как совокупное качество всех явлений. В этом случае она выступает в виде ценностного стержня, который присутствует во всех явлениях, предметах, процессах и объединяет все в единую воинскую мировую культуру. С точки зрения этого качества происходит ранжирование военных на истинных военных и («настоящий полковник», «истинный моряк» и др.), и варягов, которые попали в воинские ряды случайно и никак не подпадают под сформированные характеристики. В этом случае военная культура характеризует уровень овладения военными профессии, независимо от сферы приложения своих сил, поэтому она выступает в качестве наднационального, надцивилизованного, надгосударственного качества.
Военная культура рассматривается и как духовная сфера, которая, согласно традиции, включает в себя этику доблесть, храбрость, выносливость, терпимость, доброту, обязательную взаимовыручку («сам погибай, а товарища выручай»), которые, по представлениям общества, особенно сильны именно в военной культуре так как частое пребывание в чрезвычайных ситуациях делает подобные черты необходимыми.
Военная культура изучается и с точки зрения функциональной компоненты, в качестве которых выступают усилия социальных институтов, осуществляя функции создания, распространения, обмена, сохранения и контроля за усвоением ценностей.
Помимо указанных позиций военная культура рассматривается как система
приобщения к человеческому роду. В повседневной жизни это происходит в процессе усвоения военных национальных традиций, несущих в себе совокупность культурных норм, стереотипов, специфики проявлений того или иного народа. В более общем плане, культура, выступающая как механизм образования и воспитания, построенная на общечеловеческих ценностях, раздвигает границы конкретной физической жизни одного человека, позволяет ему осваивать уже созданные ценности и на этой основе творить другие, которые, в свою очередь, позволяют другим поколениям вступить в этот процесс ступенчатого развития человеческой культуры. Не случайно многие этносы, например, казаки, издревле считаются воинским народом, в котором с младенчества воспитываются необходимые психо-физиологические черты, нужные для военного дела.
Таким образом, мы можем сказать или еще раз повторить, что каждая культура, в данном случае военная, вырабатывает соответственный ей тип личности5.
Развиваемые во многих временах и странах, понимание культуры последовательно переходило от рассмотрения ее как культ света (мудрости) – (Древняя Индия), обработка почвы (Античность), вновь вернулось в духовную сферу. Не будем сосредотачивать внимание на всех 500 дефинициям, имеющихся к настоящему времени, но обратим внимание на понимание ее на Востоке, в частности, в Китае, где трактование культуры тесно связано с пониманием и философией боевых искусств. Именно здесь появляется свой термин «Вэнь», отражающий в себе культурное или гражданское начало. Рассмотрим более подробно феномен культуры в китайском понимании, используя для этого прекрасную книгу Маслова А.А. «Воля за пределами воли»6. Маслов изучает одно из направлений культуры Китая – ушу, которое выходит за распространенное сейчас понимание его только как боевого искусства, умения отражать удары, и вскрывает его глубинную сущность, традиции которого уходят к основателям народов – перволюдям, названным в индийской традиции МАНУ – первочеловек. Каноны ушу утверждают: настоящий мастер должен быть не столько блестящим бойцом, сколько всесторонне развитой личностью, что требует само понятие всеохватности мастерства – гунфу7.
Казалось бы, этот тезис о единстве боевого искусства и культурных начал, силы и интеллекта, не вызывал сомнений, но, оказывается, для Китая он не сводился к несколько утрированному утверждению о том, что «надо работать не только руками, но и головой». Столетиями Поднебесная империя стремилась найти равновесие между двумя важнейшими антиномиями, обозначениями, с одной стороны, как «военное», или «боевое» /у/, и с другой стороны, как «гражданское», или «культурное» /вэнь/. Здесь культура насилия уравновешивалась гуманитарной культурой, хотя первая и культивировалась как особая составляющая8.
По своей сути «вэнь» и «у» были конкретной проекцией космической связи взаимодополняющих сил инь и янь, которая приводит мир в гармонию, а государство – в благоденствие. Лишь немногим людям китайская традиция приписывала полное сочетание гражданского и военного... Но что вообще понимала под словом «вэнь» – «гражданским» или «культурным» началом? В обиходе «гражданское» понималось как знание классической литературы, каллиграфии, стихосложения, составления петиций, прошений и других документов, знание конфуцианской философии – одним словом – всего того, что необходимо «благородному мужу» для выполнения своей функции служения правителю. Но существовал и более глубинный смысл понятия «вэнь».
«Вэнь» включает в себя такие понятия, как «культура», «литература», «текст», «письмена». Нетрудно заметить, что культура понималась как фиксация знания в виде письменного текста. Не случайно в Китае так высоко ценился всякий иероглиф, ибо он заключал в себе некую вселенскую мудрость. Вэнь – это также небесные невидимые письмена, которые перенесены на землю в виде каких-либо изображений, например, схем-гексограм или иероглифов. Таким образом, они опосредуют связь человека и Неба. Сама культура – вэнь – есть обнаружение глубины небесно-священного в человеческо-профанном создании, и в то же время мера человека культурного в человеке природном.
Оказывается, что вэнь – это не просто некие гражданские науки, но глобальный способ, позволяющий коррелировать поведение человека в обществе, устанавливая связь через его поступки и ритуалы с высшими началами. Известно, что культура для самого Конфуция была способом воспитания «благородного мужа»: «Учитель (Конфуций) наставлял посредством четырех начал: культуры, праведного поведения, честности и искренности». Вэнь становился мостиком между непроглядной, ускользающе-далекой глубиной Космоса и реально осязаемым миром человека. Если эта связь «через письмена культуры» утрачивается, то человек теряет некий «внутренний принцип», одухотворенность поступка.
В период ранней государственности в обществе преобладает мнение, что военное и гражданское следует сочетать как внутри одного человека, так и в политике государства, что нашло свое отражение в концепции «военное и гражданское следуют вместе». Многие китайские правители не чурались демонстрировать свое боевое мастерство, что еще выше поднимало их престиж, как людей абсолютных и совершенных, исполненных Небесной силы. Рассказывают, что правитель У-Ван «Воинственный» (1У век до нашей эры) из известного своей мощью царства Цинь любил состязаться в поднятии тяжестей со своими чиновниками. Приблизительно с этого времени, чиновникам и аристократам в обязательном порядке предписывались занятия боевыми искусствами.
Понимание неразрывной целостности культуры заставляло конфуцианцев обращать особое внимание на сопряжение военного и гражданского в образе китайского «благородного мужа» (цзюньзцы), идеально воплощающего в себе такие качества, как справедливость, человеколюбие, почитание ритуалов. Культурно-упорядочивающее начало в таком человеке как бы оттенялось через его военные достоинства, хотя, несомненно, сам Конфуций выше ценил именно «письмена культуры». Но и само военное начало – это часть глубочайшего ритуала, соотносящего человека с сакральными силами мира...
Считалось, что профессиональный воин должен знать различные формы ритуала, разбираться в музыке и каллиграфии, а чиновник обладать общими навыками во владении мечом, копьем, приемами борьбы цзюэди и цзюэли.
В ушу отразилась внутренняя формула о том, что вэнь – это внутреннее начало, а у – внешнее...9.
Таким образом, можно отметить, что военная культура выступает как корневая часть культуры социума.
В процессе своего развития она создает необходимый для себя тип личности воина-профессионала и обычного гражданина, имеющих выраженную ментальность, зафиксированных в пацифистских, оборонительных и агрессивных чертах, что присутствует в мировосприятии в совокупности, но в зависимости от ситуации выводит на передний план ту или иную сторону мировоззрения10.
Военная культура сложноструктурирована и при этом прочно влита в культуру социума, тесно взаимодействием с ней и развивается вместе с нею. Вооружение ее выступает как часть научных достижений социума, которое требует постоянного развития военных профессионалов, могущих с ним обращаться, что, однако, целесообразно рассматривать как амбивалентный фактор, так как применение его (вооружения) по прямому назначению становится угрозой для развития социума и культуры в целом11.
Военная культура, как и социальная культура, может рассматриваться во множественных позициях, что говорит о ее сложности, многоплановости, этнической и ситуативной зависимости.
1 Сорокин П.А. Социологическая интерпретация «борьбы за сущест-вование» и социология войны – М., 2004.
2 Ромах О.В. Культурология. Теория культуры. – М., 2006. – С. 136.
3 Сенявская Е.С. Психология войны в XX веке. – М., 2009.
4 Марусенко О.Н. Социальный институт армии и его влияние на цен¬ности военной службы // Право и обр. – 2010. – № 1.
5 Ромах О.В. Культурология. Теория культуры. – М., 2006. – С. 136.
6 Там же.
7 Маслов В. Воля за пределами воли. – М., 2010.
8 Флиер А Я. Культура насилия // Личность. Культура. Общество. – 2014. – Вып. 4 (44).
9 Маслов В. Воля за пределами воли. – М., 2010. – С. 38-42.
10 Климов С.Н. Ценностно-гуманистическое содержание военной культуры // Научно-методический сборник. № 5. – Голицыно, 2012. Морозов Н. Воспитание генерала и офицера как основа побед и поражений // Офицерский корпус русской армии. Опыт самопознания. – М., 2010.
11 Чепрагина Л.Н. Военная культура в процессе взаимодействия уни¬версальных архетипов и исторической среды: дисс. к.и.н. – М., 2012.