Согласно договорной (естественно-правовой) теории, народ обладает как неотчуждаемым правом на творение государственности, так и на сопротивление и свержение власти, попирающей естественные права и свободы человека, присущие ему от рождения.
К числу виднейших представителей данной теории относятся следующие мыслители: голландские – Г. Гроций (1583–1645 гг.), Б. Спиноза (1632–1677 гг.); английские – Д. Локк (1632–1704 гг.), Т. Гоббс (1588–1679 гг.); французские – Ж.-Ж. Руссо (1712–1778 гг.), П. Гольбах (1723–1789 гг.); русские – А.Н. Радищев (1749–1802 гг.).
Государство понимается как продукт сознательного творчества людей, созданный на основе договора, заключенного людьми, доселе находившимися в «естественном» или первобытном состоянии.
Юридическое значение данного договора заключается в том, что люди, прежде ничем не ограниченные, передают часть своей исконной свободы государству.
Договорная теория выделяет два вида договоров:
1) первичный договор объединения;
2) вторичный договор подчинения [1, с. 55].
Ценность рассматриваемой теории заключается в том, что, в самом деле, у истоков формирования многих государственных организмов стоял общественный или государственный договор.
Отдельные элементы договорной теории наблюдаем в сказании Повести временных лет о призвании варягов, отраженном в различных летописных сводах.
По свидетельству Нестора (Лаврентьевский список), славяне и финны: «Изъгнаша варяги за море, и не даша имъ дани, и почаша сами в собе володети, и не бе в нихъ правды, и въста родъ на родъ, и быша в них усобице, и воевати почаша сами на ся. И реша сами в себе: «Поищемъ собе князя, иже бы володелъ нами и судилъ по праву» [2, с. 19].
Под правом в данном случае, скорее всего, имеется в виду обычное право местного населения. Указание на одно «право», «правду», а не множественность их, свидетельствует, что к 60-м гг. IX в. оно было уже идентичным у каждого племенного объединения, и, более того, у всего северо-западного славяно-финского единства в целом. Данное обстоятельство характеризует степень консолидации словен, кривичей, мери, чуди и веси в обычно-правовой сфере.
Однако из Ипатьевского списка следует, что славяно-финская политическая структура к 60-м гг. IX в. функционировала не только на базе правовых обычаев и обычного права, которые достались ей в наследие от предшествующих эпох, но и на основе так называемого «ряда»: князь в этом списке требуется для того, чтобы «володелъ» и «рядил» как «по ряду», так и «по праву» [3, с. 14].
В данном контексте под «рядом» надлежит понимать соглашение, договор между князем и северо-западной землей по поводу их взаимных прав и обязанностей. Князь, следовательно, с точки зрения славян и финнов 60-х гг. IX в., властвует, как на основе обычного права, так и договора со своими подданными.
Это, в свою очередь, означает, что коль скоро, помимо обычного права, возникают и иные правовые формы, то к 60-м гг. IX в. славяно-финское объединение приобретает еще более отчетливые признаки раннефеодального государственного образования, которое мы вправе назвать северо-западной конфедерацией.
В это время существует уже не право, исходящее из глубины времен, а формирующееся на основе договора властителя со своими подданными.
Право не может, как известно, существовать без государства, равно как и государство немыслимо без права. Северо-западная конфедерация – это уже образование иного качества, чем предшествовавшие ей племенные княжения и союзы племен, это уже структура, находящееся на стадии оформления собственных политических и иных институтов. Оно существует, следовательно, еще до прихода Рюрика к власти. Роль последнего заключалась не в основании древнерусской государственности, а в укреплении уже возникших структурных элементов этой государственности.
Согласно некоторым летописным сводам, Рюрик не являлся единственным кандидатом на роль северо-западного властителя.
Архангелогородский летописец сообщает о неком съезде, организованном противоборствовавшими сторонами, на котором обсуждались возникшие в ходе конфликтов проблемы: «И начаша меж собою пословати, и снидошася вкупе, и реша в себе: «Поищем себе князя, иже бы нами владел и судил по правде»» [4, с. 56].
То же зафиксировано в Устюжской летописи по списку Мациевича [5, с. 17].
Никоновская летопись предоставляет дополнительную информацию, согласно которой собравшаяся славяно-финская элита искала приемлемую кандидатуру на роль князя-арбитра: «И по семъ събравъшеся реша къ себе: «поищемъ межь себе, да кто бы въ насъ князь былъ и владелъ нами; поищемъ и уставимъ таковаго или отъ насъ, или отъ Казаръ, или отъ Полянъ, или отъ Дунайчевъ, или отъ Варягъ». И бысть о семъ молва велиа: овемъ сего, овемъ другаго хотящемъ; таже совещавшася послаша въ Варяги» [6, с. 9].
Таким образом, показания Архангелогородского летописца (Устюжского летописного свода), Устюжской летописи по списку Мациевича, а также Никоновской летописи заставляют пересмотреть наши представления о политической природе объединения северных славяно-финских племен. Указанные своды ясно дают понять, что выбор правителя принадлежал не племенному вечу, а славяно-финской элите, представители которой «начаша меж собою пословати, и снидошася вкупе» (Архангелогородский летописец), «събравъшеся» (Никоновская летопись). Речь идет о прообразе будущего совета знати, «комента» Древнерусского государства X в. Следует отметить, что появление этой элиты не было случайным и внезапным – уже на материалах поселения Прость фиксировались находки 3 бронзовых поясных накладок, являвшихся символом социального и военного статуса их обладателей (третья четверть I тысячелетия н.э.); в «Житии св. Стефана Сурожского» упомянуты представители «боярства» (787–828 гг.); Бертинские анналы знают о дипломатическом корпусе Русского Каганата (839 г.).