Настоящая статья является продолжением ряда авторских публикаций, направленных на изучение зооморфизмов в разноструктурных языках.
Семантика значительной части сравнительных оборотов с названиями животных, птиц и насекомых группируется в понятийные классы, в центре которых находится внешняя деятельность человека: его поведение, поступки, отношения в обществе, его коммуникативные способности, физические возможности и физическое состояние.
В зеркале зооморфных метафор и сравнений отражается духовная сфера: человек и его нравственная сущность, волевые, эмоциональные, интеллектуальные действия и состояния, черты характера, отношение к другим людям, к себе, к вещам [6].
Одни и те же зоонимы проявляются и воспринимаются различно в сопоставляемых языках. Анализ фактического материала показывает, что адекватная реакция реципиентов разных национальностей составляет 28–30 %.
Пересечение в области коннотации зоометафор в разных языках свидетельствует о частичной общности образного фонда сравниваемых культур, a также об определенной содержательной константе сопоставляемых языков.
Различие в области коннотации зоометафор свидетельствует о различии путей, по которым развивались сравниваемые культуры. Специфический набор признаков, отражающих образное переосмысление лексики, называющей живые существа, в каждом языке своеобразен [1].
Непересечение коннотативной системы зоометафор в сопоставляемых языках является следствием несхожести экстралингвистических факторов – истории, культуры, сознания, подсознания, религий, географии, что подтверждает независимое развитие каждой из сравниваемых лингвокультур.
В пределах зоонимных фондов сопоставляемых языков отрицательная оценка в структуре значения зооморфизмов преобладает, что связано с функциональными особенностями зоонимной лексики.
Ассоциативно-вербальная сеть в семантической парадигме зоонимов в разноструктурных языках обнаруживает значительное количество признаков различия, определяя идиоэтнические конфигурации сравниваемых ассоциативных полей.
Зооморфизмы интересует нас как многомерное явление, способное покрывать участки объективной действительности, связанные с характеристикой социальных и психологических особенностей человеческой личности.
В силу присущей людям привычки наделять животных человеческими качествами («хитрая лиса», «трусливый заяц», «упрямый осёл», «мокрая курица», «куриная память» и т.п.), мы рассмотрели 103 названия животных с целью найти ответ на вопрос, какова ассоциативно-символическая связь поведения того или иного животного с определенными чертами характера, особенностями поведения человека в сознании француза, кабардинца, русского [4].
Отбор языкового материала обусловлен частотой употребления зоонимов и зооморфизмов в составе тех или иных фразеологических единиц, a также анимализмов, включенных в единицы паремиологического фонда исследуемых языков, что, на наш взгляд, отражает соотношение концептуальной и языковой картин мира и проявляет специфику социокультурных и природных особенностей жизни каждого отдельно взятого речевого коллектива [2].
Языковый материал, собранный методом сплошной выборки, показывает: домашнее животное, живущее бок о бок, a порой и под одной крышей с человеком, встречается в речи наиболее часто. Так, зоолексема сhien (фр.) – хьэ (каб.-черк.) – собака (рус.) занимает первое место в сопоставляемых трёх лингвокультурных сообществах по количеству идиом во французском, кабардино-черкесском и русском языках. В собранном материале сhien (фр.) – 179; хьэ (каб.-черк.) – 169; собака (рус.) – 179. На втором месте сheval (фр.) – 133; шы (каб.-черк.) – 147; лошадь (рус.) – 137. На этом совпадение по частотности использования зоонимов заканчивается и складывается следующая картина:
Французский язык: сhien (собака) – 179; сheval (лошадь) – 133; chat (кошка) – 84; vache (корова) – 56; bête (животное) – 71; âne (осёл) – 49; oiseau (птица) – 69; loup (волк) – 53; lièvre / lapin (заяц / кролик) – 53; poule (курица) – 46; renard (лиса) – 40; poisson (рыба) – 40; cochon (свинья) – 37; boeuf (вол) – 32; lion (лев) – 28; merle (дрозд) – 28; oie (гусь) – 26; singe (обезьяна) – 25; coq (петух) – 24; canard (утка) – 19; hirondelle (ласточка) – 14; corbeau (ворон) – 14; carpe (карп) – 13; moineau (воробей) – 12; crapeau (жаба) – 12; alouette (жаворонок) – 11; anguille (угорь) – 11; pie (сорока) – 11; hereng (сельдь) – 10; aigle (орёл) – 10; cerf (олень) – 7; perdrix (куропатка) – 5; géline (рябчик) – 4 и т.п.
Кабардино-черкесский язык: хьэ (собака) – 169; шы (лошадь) – 147; вы / гуу (вол / бык) – 55; мэл / тIы (овца / баран) – 50; бзу (птица) – 49; джэд (курица) – 40; жэм (корова) – 36; джэду (кошка) – 29; дыгъужь (волк) – 27; бадзэ (муха) – 23; кхъуэ (свинья) – 23; бажэ (лиса) – 21; дзыгъуэ (мышь) – 19; шыд (осёл) – 18; бжэн (коза) – 17; блэ (змея) – 17; бдзэжьей (рыба) – 12; адакъэ (петух) – 12; бгъэ (орёл) – 11; къаз (гусь) – 10; бжьэ (пчела) – 10; аслъэн (лев) – 9; щыхь (олень) – 9; хыв (буйвол) – 8; мыщэ (медведь) – 7; бабыщ (утка) – 6; хьэкIэкхъукIэ (зверь / зверьё) – 6; тхьэкIумэкIыхь (заяц / кролик) – 5; мацIэ (саранча)– 5; хьэндыркъуакъуэ (лягушка) – 5; жьынду (сова) – 5; бэдж (паук) – 3 и т.п.
Русский язык: собака – 179; конь / лошадь – 137; осёл / мул – 101; кот / кошка – 84; корова / телёнок – 58; волк – 56; птица – 54; муха – 53; медведь – 47; бык – 46; курица – 46; рыба – 45; мышь – 40; свинья – 39; змея – 38; ворона – 38; заяц – 36; коза / козёл – 36; воробей – 29; лиса – 27; гусь – 26; петух – 24; овца – 24; белка – 23; комар – 22; кукушка – 21; голубь – 17; индюк – 14; павлин – 12; лев – 11 и т.п.
Носители кабардино-черкесского, французского и русского языков будут понимать языковые единицы, используемые в этих языках, в той мере, в какой образы их сознаний пересекаются (обладают общностью); несовпадения этих образов и будут служить причиной неизбежного непонимания при межкультурном общении.
Сопоставление зоонимов основывалось на образах сознания своего этноса (кабардино-черкесский язык) и на образах сознания другого этноса (других этносов – французского и русского). Соответственно, в работе предложены способы сопоставительного описания и особенности транспозиции образов сознания из одной национальной культуры в другую, a также специфика образности зоонимов в трёх разноструктурных языках.
Сравнение как национально-специфическое видение мира, как ассоциативное расчленение и соединение целостных картин мира до отдельных признаков и свойств в сознании людей различных культур и языков, – способ познания мира и закрепление этих результатов в языке и культуре [3]. При изучении зоонимной лексики сопоставляемых языков обращают на себя внимание устойчивые сравнительные обороты – компаративные фразеологические единицы, имеющие показатели сравнения: comme (фр.) – хуэдэу (каб.-черк.) – как (рус.). Как показывает анализ фактического материала, сравнительные обороты с названием животных имеют большой удельный вес в сравниваемых языках и обладают высокой частотностью употребления, особенно в разговорной речи. Так, например, оценочное значение свойства человека «действовать медленно» в сопоставляемых культурах в целом совпадает. Avancer comme escargot (букв.: продвигаться как улитка); avancer comme une tortue (букв.: продвигаться как черепаха) – для франкоязычной культуры это значит «очень медленно». В русскоязычной культуре оценка «медленности» не обнаруживает противоречий с французской в смысловом содержании образов «черепаха», «улитка» и совпадает в полном объёме в иерархии ценностей: «ползти как черепаха», «ползти как улитка» – идти, передвигаться, действовать очень медленно. В кабардино-черкесском языке мы обнаруживаем совпадение: шылъэгу чоум (чьщэ) хэгъэпщын (букв.: ползти как черепаха через чащобу). «Черепаха» – эталон, в чём образно измеряется «медлительность» во всех трёх сопоставляемых культурах, a «чаща», «заросли» в кабардино-черкесском языке усиливают оценочную направленность «преодолением» ещё и препятствий «медлительным» человеком, акцентируя таким образом отрицательное оценочное значение. Критерии оценок, связанные с национально-культурной ценностной картиной мира, часто нуждаются в конкретизации. Её отсутствие провоцирует неразграничение частнооценочных значений и затрудняет понимание содержательного объёма языковых образных средств.
Систематизация зоометафор в сравнительных конструкциях с союзом comme (фр.) – хуэдэу (каб.-черк.) – как (рус.) позволяет глубже понять и сопоставить социальные нормы поведения и системы ценностей, зафиксированные в трёх сравниваемых лингвокультурных сообществах. Такой подход к описанию зоонимной лексики продиктован не столько теоретическими нуждами, сколько практическими.
Среди регулярных, продуктивных и частотных единиц языка, как известно, большое распространение получили устойчивые сравнительные обороты, о распространённости и некоторой универсальности которых свидетельствует тот факт, что во всех языках они активно используются в качестве образной характеристики человека, обладают высоким коннотативным потенциалом [5]. При познании окружающей действительности человек оперирует методами сравнения, занимается поисками эталона.
Стойкий интерес к такого рода сравнительным оборотам с названием животных со стороны представителей разного рода парадигм и методов исследования, вероятно, во многом продиктован тем, что эти единицы, несмотря на свою одинаковость с точки зрения формы, демонстрируют собой сочетания с разной степенью связанности и семантической цельности и способны иллюстрировать богатый набор качеств и признаков, приписываемых человеком животному на основе опыта наблюдений за его поведением, повадками, реакциями, внешним видом и т.д. Несмотря на то что эти сочетания слов крайне прозрачны с точки зрения структуры, их образное содержание способно дать ключ к разгадке национального сознания через специфику выбора того или иного образного средства, в котором отражается оценка определённых типов и эталонов человеческого поведения.
В основу ассоциативных связей между поведением человека и животного легли наблюдения людей, осмысливающие различные способы действия, подчёркивающие поведение, поступки человека и их отношения. Союз как в процессе общения актуализирует информацию о действительности. Выражение онтологических знаний исходной единицы реализуется в истинности как сравнение (в данном случае – сравнение с животным). Опираясь на общеизвестность некого признака, выстраиваются отношения между объектом и средством сравнения. Однако не всегда понятно, на каких отношениях строится образное сравнение зоонима – на отношениях уподобления или на отношениях приравнивания. Главная трудность сравнительного подхода к проблеме метафоры состоит в том, что само подобие или сравнение часто может быть определено только на основе коннотаций, возбуждаемых в лекcическом значении в определенном окружении. Структурной моделью зооморфных сравнительных оборотов, передающих способ действия, во всех трех языках является модель verbum + comme (фр.) – хуэдуэ (каб.- черк.) – как (рус.) + substantiv.
Значение «носится как безумный» передается с помощью идиом, включающих различные зоонимы:
фр.: aller (courir) comme un chat maigre (букв.: идти (бежать) как тощий кот); каб.-черк.: шыкlэм мафlэ егъэуауэ (букв.: как лошадь с подпалённым хвостом); рус.: носится как угорелая кошка.
Значение «нелепый вид» передается с помощью идиом, также включающих разные зоонимы:
фр.: аller comme un pаrdessus à un canard (букв.: идёт как плащ утке), аller comme un tablier à une vache (букв.: идёт как фартук корове); каб.-черк.: танэ бгырыпх щlэпхэ хуэадэ (букв.: как телёнок, подпоясанный ремнём), вым уанэ телъ хуэдэ (букв.: как седло на быке); рус.: как корове седло, как собаке ермолка.
Анализ сравнительных конструкций, передающих способ действия, показывает, что в сопоставляемых языковых картинах мира содержатся одинаковые знания об одних и тех же сторонах действительности. Это проявляется в существовании межъязыковых параллельных структурно-семантических эквивалентов, совпадающих по всем компонентам, таких, как s’entendre (vivre, s’accorder, être) comme un chien et un chat (фр.) – хьэмрэ джэдумрэ хуэдэщ (каб.-черк.) – ладить, (жить, быть) как кошка с собакой (рус.); nager comme poisson (фр.) – бдзэжьейм хуэдэу псым есын (каб.-черк.) – плавать как рыба (рус.); tomber comme des mouches (фр.) – бадзэм хуэдэу зэтолlэ (каб.-черк.) – мрут как мухи (рус.); travailler comme un boeuf (фр.) – вым хуэдэу лажьэн (каб.-черк.) – работать как вол (рус.). Такие совпадения сравнительных оборотов обусловлены, очевидно, сходством восприятия и переосмысления действительности французами, кабардинцами и русскими.
Сходство в видении мира может быть обнаружено на более обобщённо-глубинном уровне семантики при неполном совпадении плана выражения сравнительной конструкции, передающей способ действия. При этом межъязыковые структурно-семантические эквиваленты сравнительных конструкций при общей сходности значений допускают лексические, семантические различия, различия во внутренней форме:
– bavarder (babiller, jaser, jacasser) comme un merle (фр.) (букв.: болтать (трещать) как дрозд); къанжэм хуэдэу мэкIакIэ (каб.-черк.) (букв.: стрекочет как сорока); трещать как сорока (рус.);
– vivre comme un ours (фр.) (букв.: жить как медведь); дыгъэмыхъуэ дыгъужь (каб.-черк.) (букв.: волк, обитающий на теневой стороне); жить бирюком (рус.);
– vivre comme une taupe (фр.) (букв.: жить как крот); щIыIуб нэфым хуэдэу щIэсын (каб.-черк.) (букв.: сидеть у себя как слепой крот); жить бирюком (рус.);
– manger comme un boeuf (фр.) (букв.: ест как вол); мацIэм хуэдэу шхэн (каб.-черк.) (букв.: ест как саранча); ест как волк (рус.).
Как показывает анализ, лексические различия не нарушают семантической эквивалентности сравнительных оборотов.
Приведенный материал свидетельствует о различной концептуализации мира и выявляет национально-специфическое видение мира.